Результат, конечно, остался тем же. Эти две игры идентичны. В обоих случаях вы уходите с двадцатью долларами из первоначальных пятидесяти. Однако разные описания очень влияют на поведение людей. Когда выбор сформулирован в терминах выигрыша двадцати долларов, только 42 % человек выбирают рискованный вариант. Но когда тот же выбор сформулирован в терминах потери тридцати долларов, 62 % людей решают рискнуть. Это человеческий недостаток известен как эффект фрейминга — он является побочным продуктом отвращения к потере, обсуждавшегося выше. Этот эффект помогает объяснить, почему люди с гораздо большей вероятностью купят мясо, на котором написано, что оно на 85 % постное, а не то, которое обозначено как содержащее 15 % жира. И почему вдвое больше пациентов решаются на операцию, после того как им говорят, что с вероятностью 8о% они выживут, чем когда им говорят, что существует двадцатипроцентная вероятность того, что они умрут.
Когда неврологи изучили мозг людей, играющих в эту игру, с помощью функционального магнитно-резонансного томографа, они увидели, что две эти разные по форме, но тождественные по сути формулировки активизируют разные области мозга. Они обнаружили, что тех людей, которые решали рискнуть, — тех, на чьи решения влияла перспектива потерять тридцать долларов, — вводила в заблуждение возбужденная мозжечковая миндалина, область мозга, которая при возбуждении вызывает негативные чувства. Когда человек думает о потере чего-то, мозжечковая миндалина автоматически активизируется. Вот почему люди так ненавидят потери.
Однако, когда ученые взглянули на мозг тех людей, на которых не повлияли разные формулировки, они обнаружили кое-что неожиданное. Мозжечковые миндалины этих «рациональных» людей тоже были возбуждены. Более того, их мозжечковые миндалины по большей части возбуждались так же легко, как и мозжечковые миндалины людей, чувствительных к эффекту фрейминга. «Мы обнаружили, что все демонстрировали наличие эмоциональных предубеждений, никто не был от них свободен», — говорит Бенедетто де Мартино, невролог, проводивший эксперимент. Даже те люди, которые сразу же поняли, что два разных описания идентичны, — раскусили эффект фрейминга, все равно испытывали прилив негативных эмоций, когда перед ними был фрейм потери.
Но что же тогда послужило причиной таких заметных различий в поведении? Если у всех испытуемых мозжечковая миндалина была активна, почему же тогда разные формулировки подействовали только на некоторых? Вот тут-то на сцену и выходит префронтальная кора головного мозга. К удивлению ученых, решения участников эксперимента в наибольшей степени предопределялись именно активностью префронтальной коры (а не мозжечковой миндалины). Когда в префронтальной коре наблюдалась большая активность, люди могли лучше сопротивляться эффекту фрейминга. Они могли проигнорировать свои иррациональные чувства и понять, что описания эквивалентны. Вместо того чтобы просто поверить своим мозжечковым миндалинам, они занимались арифметикой. В результате они принимали лучшие игровые решения. Согласно де Мартино, «более рациональные люди — не те, кто хуже воспринимает эмоции, а те, кто лучше ими управляет».
Как же мы управляем своими эмоциями? Ответ на удивление прост: мы управляем ими, думая о них. Префронтальная кора позволяет каждому из нас размышлять о собственном мышлении — эту способность психологи называют метапознанием. Мы знаем, когда мы сердимся: каждая эмоция включает в себя элемент самоанализа, дающий человеку шанс разобраться в том, почему он чувствует то, что чувствует. Если это конкретное чувство нецелесообразно — если мозжечковая миндалина просто реагирует, к примеру, на фрейм потери, — тогда его можно не учитывать. Префронтальная кора может намеренно проигнорировать эмоциональный мозг.
Это одна из основных идей Аристотеля. В «Никомахо-вой этике», пространном исследовании «добродетельного характера», Аристотель пришел к выводу, что ключ к добродетели заключается в том, чтобы научиться управлять своими страстями. В отличие от своего учителя Платона Аристотель понял, что рациональность не всегда находится в противоречии с эмоциями. Он считал, что бинарная психология Платона была чрезмерно упрощенной. Вместо этого Аристотель полагал, что одна из важнейших функций рациональной души — убедиться в том, что эмоции разумно используются в реальном мире. «Любой может разгневаться — это просто, — писал Аристотель. — Однако разгневаться на того, на кого нужно, до нужной степени, в нужное время, с правильной целью и правильным способом — это нелегко». Для этого нужно подумать.
Понять, как эта идея Аристотеля на самом деле работает в мозге человека, можно, в частности, изучив внутреннюю работу телевизионной фокус-группы. Практически каждая телепрограмма перед выходом в эфир проверяется на зрителях. Если проверка проводится как следует, она демонстрирует увлекательное взаимодействие между рассудком и эмоциями, интуицией и анализом. Другими словами, имитируется процесс, постоянно происходящий в голове человека.
Процедура устроена примерно так: людей, составляющих представительную выборку населения США, проводят в специально оборудованную комнату, которая выглядит как небольшой кинотеатр с удобными креслами и держателями для стаканов. (Большинство телевизионных фокус-групп происходит в Орландо и Лас-Вегасе, так как в этих городах много людей, приехавших из всех уголков страны). Каждому участнику выдается диск обратной связи, устройство размером примерно с пульт от телевизора, на котором расположены красный циферблат, несколько белых кнопок и небольшой светодиодный экран. Такие приборы впервые были использованы в конце 1930-х годов, когда Фрэнк Стэнтон, возглавлявший отдел исследования аудитории радиосети CBS, вместе с выдающимся социологом Полом Лазарсфельдом разработали «анализатор программ». Позднее, во время Второй мировой войны, метод CBS был усовершенствован американскими военными, проверявшими влияние военной пропаганды на население.